Хищник [СИ] - Макс Мах

– А я и не скрываю, – Грета вспомнила вдруг, что все еще держит в левой руке хрустальный бокал на высокой тонкой ножке. Посмотрела на посверкивающие грани, усмехнулась мысленно, признавая, что чувства у нее почти всегда идут впереди разума, и снова взглянула на Дари. – Хочу… Прямо сейчас, прямо здесь. Но ведь и ты, как я слышала, склонна к разнообразию.

Прозвучало пошло. Но сказанного не воротишь.

"Да, и не за чем!"

– Разнообразие – это Феона? – опаловый туман в глазах Дари сгустился, потемнел на манер созревающих грозовых облаков.

– Скажешь, разок попробовала? – Сжало горло, толкнуло в виски, но Грета все еще держала себя в руках.

– Нет, конечно, – покачала головой Дари. – Не в этот раз, не с Феоной. Так что ты права, Грета. Извини.

– Ну, и ладно! – улыбка стоила ей труда, но приходилось надеяться, что получилась, как надо, а не абы как. – Я, пожалуй, пойду! – Грета поставила бокал, из которого так и не отпила, на ручку кресла и встала. – Увидимся за завтраком.

Она повернулась, оставляя Дари за спиной, и хотела идти, но Дарёна ее не отпустила.

– А как же тренировки?

– Я тебе для этого больше не нужна, – Грета все-таки сделала шаг прочь. Казалось, ей приходится прожимать телом силовое поле. – Захочешь потанцевать – другое дело. Я всегда…

– Позови меня с собой!

"Что?"

Грета повернула голову и посмотрела через плечо. Лицо Дарёны пылало, глаза светились, излучая жемчужное сияние.

"Вот черт!"

– Идем! – Простое слово, но это оказалось единственным, что она смогла произнести.

3. Дарья Телегина

3 февраля 1930 года, борт торговца "Лорелей"

Их разбудил зуммер.

На "Лорелее" телефонов не было. Вернее, не было аппаратов, похожих на знакомые Дарье телефоны. Зато было другое. Много. Разного. Причудливого вида или вовсе "безвидное". Однако инженера не обманешь – технические принципы меняются, изменяется и дизайн, но вот назначение прибора зависит не от "многого знания", в котором, как известно, "многие печали", а от природы человека. В конечном счете, не так уж важно, орешь ли ты благим матом с одного берега реки на другой, семафоришь корабельным прожектором, или используешь для связи электромагнитные волны. Дело в целях, а не в методах. Так что, все правильно – зазвонил телефон.

– Да! – раздраженно откликнулась Дарья, не открывая глаз. – Мог бы и поделикатнее как-нибудь…

– Это не управляющий, – голос Егора Кузьмича Дарья узнала даже сквозь сон, потому, наверное, и проснулась. Притом сразу. Без перехода.

– Что-то случилось?

– Что-то всегда случается, на то и жизнь, – вздохнул Кормчий. – Лучезарная привезла "груз" и лоцмана, – сказал он тем тоном, каким обычно перечисляют маловажные факты, – желает лично убедиться в соблюдении условий сделки…

– Но? – Дарья уже проснулась и села в постели, одновременно потянувшись к папиросам, оставленным с вечера на прикроватном столике.

– Скорее, "и", – снова вздохнул Кормчий. – Она хочет, чтобы вы, княгиня, сопровождали ее лично.

– И поэтому вопреки протоколу вы звоните мне прямо в постель? – За спиной шевельнулась Грета, но Дарья вдруг поняла, что уже не вполне уверена в том, кто теперь находится в ее постели. Ночью это была Грета, тут и спорить не о чем, но вот сейчас… Запах изменился, психический фон, то да се…

– Вопрос деликатный! – возразил Егор Кузьмич. – Зачем нам лишние свидетели?

– Я не одна.

– Я знаю.

– Вы контролируете всех на борту?

– И за бортом, – усмехнулся в ответ Кормчий.

– А как же тогда Либерте, Эгалите, Фратерните? Свобода, равенство, братство…

– Одно другому не мешает, – Было очевидно, Егора Кузьмича голыми руками не возьмешь. – Вам же сказано, княгиня, "Первый среди равных". Вы акцентируете слово "равных", а я – "Первый". Чувствуете разницу?

– Значит, есть хозяин и у вольного народа, – Дарья закурила, но оборачиваться не стала.

– Теория не всегда совпадает с практикой. Впрочем, Дарья Дмитриевна, вы же знакомы с теорией и практикой коммунизма, и как вам оне?

– "Оне" разные бывают, – Дарья действительно лично знала довольно много коммунистов, и с одним из них – между прочим, бывшим партизанским комбригом, – даже спала какое-то время. Встречались среди них разные люди, как и всюду. Попадались и идейные, но численно преобладали все-таки реалисты. Однако не в этом дело. И над идеалистами, и над прагматиками всегда кто-нибудь стоял. Партия – это иерархия, и коммунисты в этом смысле на много круче всех остальных. У них это называется демократический централизм.

"Вы акцентируете слово "демократический", а я – "централизм"… Н-да… Жизнь прекрасна и удивительна!"

– "Оне" разные бывают, – сказала Дарья, – но вы, командарм, верно, перепутали коммунистов с анархистами.

– Вообще-то, "товарищ командарм", – с отчетливой интонацией сожаления произнес Кормчий. – Впрочем, вам не понять, товарищ княгиня, да и незачем. А разницу между теми и этими я хорошо знаю. Был у меня, представьте, когда-то друг – Лев Николаевич Зодов, так он как раз был идейный анархист. Но это, увы, к делу не относится. Жду вас через полчаса на Хрустальном мосту, Марка можете взять с собой, если ему не лень будет…

– Тебе не лень? – она все еще сидела к нему спиной, хотя и знала, что он там, в ее постели. Голый, как и Дарья, поскольку одежда в комплект обращения не входит.

– Нет, – ответил Марк и сразу же заговорил с управляющим.

– Ты здесь, Берримор? – спросил он.

– Я весь внимание, господин де Вриз, – откликнулся "раб лампы". Он был везде и нигде, но всегда в полной готовности.

– Кофе и коньяк на двоих! Ведь ты не против, Дари?

– Кофе и коньяк, – согласилась она, вставая с постели. – Пусть Феона приготовит мне штаны и рубаху, белья и обуви не надо.

– Штаны и рубаха, – послушно повторил Дворецкий. – Будут особые пожелания по цвету, фактуре и покрою?

– На твой вкус, – Дарья вошла в ванную комнату и, встав прямо посередине, отбросила окурок. – Контрастный душ… Циркулярный… две с половиной атмосферы. Пять минут. Пошел!

В принципе, если захочется все это можно устроить буквально везде. В гостиной, спальне или кабинете. В любом месте, в любое время. Только скажи, и Управляющий тут же исполнит любой твой каприз. И о гигиене не забудет – добавит, если не было особых распоряжений, что-нибудь в воду, – и "приберется" после водных процедур, если хозяину взбредет на ум что-нибудь эдакое.

– Красная рубаха, – шепнул прямо в ухо услужливый голос, – шелк, фасон апаш, ворот открыт до ложбинки…

– Идет! – прервала Дарья управляющего, медленно вращаясь между тугих водяных струй.

– Порты из отбеленного набивного батиста а-ля Рюсс, чуть выше щиколоток, – продолжил управляющий после короткой паузы.

– Пояс? – уточнила Дарья.

– Как вариант предлагается вервие из крашеного шелка, или, быть может…

– Идет! – согласилась Дарья, подставляя тело струям теплого воздуха, сменившим водяные спицы. – Но рубаха навыпуск.

– Про обувь, Ваша Светлость, вы точно уверены?…

– Точно! – Дарья вышла через дверь, открывшуюся прямо посередине огромного – во всю стену – зеркала. Улыбнулась своему отражению – оно было, как и следовало ожидать, безупречно, – и прошла в соседнее помещение, по случаю оказавшееся ее будуаром. Феона была уже там – пять минут – как, впрочем, и тряпки. Обе две – шелковая и батистовая – лежали на столе. Красное пятно и белое.

– Ваш кофе, Ваша Светлость!

– Одеваемся!

Ну, там, собственно, и одевать-то было нечего. Но и то сказать, даже одевшись, выглядела Дарья, – если верить отражению, – практически раздетой.

"Ну, где-то так и задумывалось, не правда ли?"

– Что скажешь? – спросила она Феону.

– А что вы хотите услышать? – "механическая девочка" порой казалась живее всех живых. И уж точно – умнее.

– Правду! – Дарья выпила рюмку коньяка и пыхнула папироской, поглядывая то на себя в зеркале, то на Феону, застывшую рядом.

– Правда разная бывает, – вполне по-человечески пожал плечами не вполне живая служанка. – С одной точки зрения так, а с другой – совсем иначе.

– Значит, все-таки блядь, – усмехнулась Дарья, она была довольна полученным эффектом.

– С одной точки зрения, – согласилась Феона.

– А с другой?

– С другой – шлюха, – мило улыбнулась служанка.

– А если батарейки вытащу?

– А у меня нет батареек.

– Но что-то же есть? – ухмыльнулась Дарья.

– Замучаетесь искать, Ваша Светлость.

– Ладно, – согласилась Дарья, ну, в самом деле, не связываться же с машиной! – Что там Марк?

– Господин де Вриз готов и ожидает вас в гостиной.

– Ладно, пусть будет гостиная! – Дарья стремительно миновала несколько дверей и остановилась, с интересом рассматривая мужчину, сидевшего в кресле напротив.

На самом деле, сейчас она увидела Марка впервые после Венеции. Разумеется, он не изменился. Да, и с чего бы вдруг? Разве что оделся несколько иначе: костюм тройка, белая рубашка с галстуком – хоть сейчас в присутствие. Сидел в кресле, пил кофе, курил сигару, смотрел на Дарью. Рассматривал.